ПОПУЛЯРНЫЕ ВИДЫ ТРАНСПОРТА
После войны в Англии активно развивались новые виды транспорта. Лондонское метро стало расширяться - появились длинные линии, уходящие в пригороды. Появились удобные карты метро, расписания, проездные билеты. Наземное железнодорожное сообщение, наоборот, переживало трудные дни из-за слишком активной конкуренции с другими видами транспорта. Маршруты автобусов тоже менялись, развивалось междугороднее автобусное сообщение. На двухэтажных автобусах в 1920-х гг. не разрешали устанавливать крышу - считалось, что в теории крыша может упасть на людей и покалечить их, так что сидящим наверху пассажирам приходилось терпеть капризы английской погоды. По улицам городов ходили трамваи и троллейбусы, оставался в ходу и конный транспорт: вплоть до 1930-х гг. почти все товары, включая уголь и молоко, доставляли на повозках.

В межвоенную эпоху страна переживала бум велосипедов и мотоциклов - семьи, которые не могли позволить себе автомобиль, покупали мотоцикл с коляской. Кроме того, мотоцикл разрешалось водить с 14 лет, а автомобиль - только с 16. Что до воздушного транспорта, то существовали огромные дирижабли, которые предназначались для пассажирских перелетов и были устроены как роскошные океанские лайнеры, с ресторанами, комнатами отдыха, комфортабельными каютами и т.д. Газета "Иллюстрейтед Лондон ньюс" рекламировала их как "летающие отели". В Англии их слава пошла на убыль, когда в 1930 г. дирижабль R-101 потерпел страшную аварию: большая часть пассажиров погибла, включая министра авиации лорда Томсона. Окончательно звезда дирижаблей закатилась в 1937 г., когда при посадке в Нью-Джерси взорвался самый большой в мире немецкий пассажирский дирижабль-лайнер "Гинденбург". Впрочем, уже в двадцатые годы было ясно, что будущее - за аэропланами. Регулярные международные рейсы между Лондоном и Парижем были запущены в 1918 г., к 1924 г. британские авиакомпании успели обслужить 35 000 пассажиров.

Вместе с обыкновенными аэропланами в межвоенное время на пассажирских линиях британских авиакомпаний использовались "летающие лодки" - самолеты с корпусом наподобие корабельного, взлетавшие и садившиеся с воды. Летающие лодки ненадолго стали олицетворением дальней пассажирской авиации и помогли наладить надежное сообщение с британскими колониями. Однако перелеты долго еще оставались экзотикой; как правило, в дальнее путешествие отправлялись по воде, на более привычных "плавучих отелях".

АВТОМОБИЛИ
"Англичане разделились на два враждующих лагеря - пешеходов и автомобилистов", - пишет Роберт Грейвз.
К 1927 г. на дорогах Британии ежедневно погибало около 14 человек. В 1930 г. в авариях погибло 7 тыс. человек, еще 15 тыс. были ранены. Однако отношение правительства к этой новой опасности было удивительно спокойным - один из членов парламента даже заявил, что не видит смысла обсуждать подобную тему: "Более 6 тысяч человек ежегодно совершают самоубийства, - заметил он, - никто же не поднимает шум по этому поводу". Возможно, дело было в том, что вначале автомобили воспринимались не столько как способ передвижения, сколько как опасный спорт - что-то вроде охоты или скачек. Свернул шею? Не повезло. Четких правил движения не существовало, водители игнорировали ограничения скорости, хотя дороги были совершенно не приспособлены для гонок: автомобилиста повсюду подстерегали пригорки, овраги, крутые повороты, нерегулируемые железнодорожные переезды и т. д. Не было и установленной судебной практики. С одной стороны, деревенские судьи, ненавидевшие автомобилистов, часто штрафовали их за любую мелочь, с другой - водитель, как правило, не нес никакой серьезной ответственности за гибель пешехода, это считалось несчастным случаем.

По законодательству, принятому в 1903 г., машины должны были иметь номерные знаки, а владельцы - ежегодно обновляемую лицензию. Но до 1930 г. не существовало экзамена по вождению - купив машину, можно было садиться в нее и ехать куда глаза глядят. Агата Кристи вспоминает, как вынуждена была везти мужа на работу, не умея разворачиваться, - из-за общей стачки не ходил транспорт. 1926-1928 гг. в Лондоне стали устанавливать светофоры и органичивать круговые развязки; по всей стране постепенно унифицировали дорожные знаки. Уже в это время автомобилистам были хорошо знакомы такие трудности, как пробки, отсутствие парковочных мест и полицейские засады на дорогах. Впрочем, созданная в 1905 г. Ассоциация автомобилистов активно сопротивлялась такой тактике полицейских: специальные патрули предупреждали автомобилистов об опасности. Эта организация вообще последовательно препятствовала любым попыткам хоть в чем-то ущемить водителей. Только в 1934 г. у нее появился достойный противник: новый министр транспорта Лесли Хор-Белиша твердо решил провести серьезные реформы. Прежде всего он установил мигающие желтые фонари, обозначавшие пешеходный переход (черно-белую зебру стали рисовать позже) - эти фонари в народе называли "маяки Белиши". Кроме топо, он ввел ограничение скорости в населенных пунктах - 30 миль в час, а в 1935 г. все-таки заставил автомобилистов сдавать экзамен. Увы, несмотря на все на усилия, существенно снизить смертность на дорогах не удалось. В основном британцы покупали отечественные автомобили. Американские машины оказались в невыгодном положении из-за пошлин на импорт, а также за счет большой мощности: в Британии автовладельцы платили налог в зависимости от количества лошадиных сил. К 1920 г. на британских дорогах было около 200 тыс. частных автомобилей, к 1939 г. - 2 миллиона.

В середине двадцатых годов существенно упали цены; машину можно было купить за 200-300 фунтов. Состоятельные клиенты по-прежнему выбирали “роллс-ройсы" и "бентли", королевская семья ездила на "даймлере", но две трети продаж на автомобильном рынке приходилось на продукцию Уильяма Морриса и Генри Остина - потому что они ориентировались на массового покупателя. Невероятной популярностью (особенно во время депрессии) пользовались так называемые "народные автомобили" - маленькие, с небольшим расходом топлива, доступные по цене: "моррис-майнор", "остин-севен", маленький "форд-Y" ("форд" выдерживал конкуренцию с британскими автомобилями за счет низкой цены; кроме того, с определенного момента "форды" стали собирать в Англии). В 1920-е годы машина все еще воспринималась как роскошь, но уже была доступна среднему классу - врачам, юристам, архитекторам, писателям. Агата Кристи вспоминает, как муж предложил ей купить автомобиль на полученный от журнала крупный гонорар (500 фунтов) - мысль эта вначале показалась ей совершенно дикой, ни у кого из знакомых автомобилей еще не было, но потом она с восторгом согласилась: "Я хочу признаться здесь и сейчас, что дважды за свою жизнь испытала настоящее потрясение. В первый раз - когда у меня появилась машина, мой носатый серый "моррис-коули". Во второй - когда более сорока лет спустя мне довелось ужинать с королевой в Букингемском дворце. Потому что и то и другое было сродни волшебству, в это невозможно было поверить: иметь собственную машину, ужинать с английской королевой..."

АВИАЦИЯ
Первая мировая война подстегнула развитие авиастроения, которое на тот момент только зарождалось. Самолеты стали более надежны, теперь они могли лететь дальше и перевозить больше. Возможность быстро преодолевать большие расстояния и транспортировать не очень тяжелые грузы означала, что первые коммерческие авиарейсы были, преимущественно, почтовыми.
Вернувшиеся с Первой мировой пилоты зарабатывали на жизнь тем, что путешествовали по стране и давали представления в маленьких городках, демонстрировали свои летные навыки или брали на борт пассажиров.
Развитие авиастроения 20-х позволило профессионалам и любителям начать соревнование, устанавливая новые рекорды скорости и расстояния полета. Среди фанатов воздухоплавания, которые следили за их подвигами, пилоты почитались наравне с особами королевских кровей или звездами кинематографа.

Первый трансатлантический перелет был выполнен поэтапно командой NC-4 в мае 1919, первый безостановочный перелет выполнили Элкок и Браун в июне того же года. Чарльз Линдберг снискал международную славу как человек, совершивший первый одиночный безостановочный перелет через Атлантический океан. Перелет из Нью-Йорка в Париж 20-21 мая 1927г. на аэроплане “The Spirit of St. Louis” занял 33.5 часов.
Амелия Эрхарт, одна из первых женщин-авиаторов, установила рекорды при пересечении Атлантики и Ла-Манша.

ЗАГОРОДНЫЕ ПОМЕСТЬЯ
Главное место действия английского детектива - деревенская усадьба с ее укромными уголками, лестницами, гостиной, выходящей в сад, и, конечно, с библиотекой (именно в библиотеке чаще всего обнаруживается труп). Загородное поместье аристократов - место не только уютное и мирное, но и символ "старой доброй Англии", оплот традиции. Многие столетия собственность на земли и дом передавалась по майорату - то есть была неделима и переходила по мужской линии от отца к старшему сыну или к ближайшему родственнику мужского пола. Эта система хорошо знакома русскому читателю по романам Джейн Остин - частенько случается, что после смерти хозяина дом должен отойти не его жене и дочерям, а какому-нибудь неприятному двоюродному племяннику, а матушки присматривают своим дочкам исключительно старших сыновей. Эта система наследования сохранялась отчасти и в ХХ веке: детей нужно было заранее готовить к неравенству, поскольку старший сын наследует все недвижимое имущество. Однако в Первой мировой войне погибло огромное количество молодых аристократов, и многие семейства остались без наследников. Кроме того, ввели высокие налоги на собственность, и содержать усадьбу стало очень непросто. Добавим к этому нехватку слуг. Все чаще старинные дома английской знати попадали в руки нуворишей, земли дробились и продавались под застройку, железные дороги и автомобили проникали в самые удаленные уголки. Неприятие перемен составляет и силу и слабость английской деревни.
Важнее дома для англичанина может только сад - не зря английские садовники вечно выращивают розы и кабачки. Впрочем, дом и сад, как правило, составляют гармоничное единство. Любое описание дома начинается с окружающей его растительности: цветов, клумб, альпийских горок.

Английским домам часто дают имена. Иногда часть названия указывает на тип: "корт" обычно выстроен вокруг двора, "холл" скорей всего окажется большим особняком, принадлежащим старинной аристократической семье, "грэндж" мог быть построен на территории старинного амбара - обычно дом находится на отшибе и присоединен к ферме. Современные англичане, впрочем, воспринимают слово “грэндж” (grange) просто как общее название деревенского дома, значение “хранилище зерна" устарело и мало кому известно.
В начале ХХ века немецкий архитектор и дипломат Герман Мутезиус, долго живший в Англии, восторженно описал устройство английского дома в трехтомном труде, который так и называется: "Английский дом". Будучи иностранцем, Мутезиус особенно чувствителен ко всему, что составляет особенность английской жизни и отличает ее от европейской. В частности, он отмечает, что двери в английском доме всегда открываются так, чтобы входящий не мог сразу увидеть "стратегические" части комнаты (например, кресло у камина). Таким образом тот, кто находится внутри, не оказывается застигнутым врасплох и может приготовиться к общению. Усадьба обычно скрыта от посторонних глаз за воротами; в саду можно найти уединенную беседку, дом полон потайных уголков.
Особенно затейливые тайники встречаются в домах, построенных в период гонений на католических священников.

Когда Рональд Нокс в своих десяти правилах детектива предостерегает от злоупотребления потайными ходами, он тут же добавляет, что такой прием допустим в случае, если для него есть исторические основания: "Когда я сам ввожу в повествования тайники, то обязательно заранее сообщаю, что дом принадлежал католикам во времена гонений". С гонениями на католических священников (приблизительно 1560-1640-е гг.) связан обычай делать в деревенских домах окна с секретом в которых вся рама целиком съезжает вниз при нажатии на спрятанную пружину. Можно вспомнить роман Джона Голсуорси "Конец главы", где упоминается замурованная комната — там в елизаветинские времена брат-протестант прятал от преследователей брата-католика, передавая ему еду в корзинке через окно. Такой тайник ("нора священника" — priest hole) мог находиться под полом, под лестницей, за фальшивой панелью, под алтарем в семейной часовне. Другая яркая черта английского дома — "разделение сфер". Существует главный вход и вход для торговцев, лестница для хозяев и лестница для слуг, служебные помещения и жилая часть дома, "парадные комнаты" и комнаты для личного пользования. Практически всегда кухня отделена от судомойки, ванная комната — от туалета, детская делится на "ночную" и "дневную". Что касается чрезвычайно важного разделения пространства на мужское и женское, то дом, в принципе, — скорее женское царство, в то время как сфера мужчины — парламент, контора, клуб. Герман Мутезиус выказывает некоторое удивление по поводу того, что у хозяина, как правило, нет даже собственного кабинета. “ У англичан не принято работать дома" подмечает он. Если хозяин художник, он работает в отдельной студии, если банкир — трудится у себя в банке.

СЛУГИ
"Я думаю, если бы мое детство пришлось на нынешние времена, то больше всего мне не хватало бы слуг", - пишет Агата Кристи в "Автобиографии". Няня, изрекающая банальные житейские истины, служанки, "вечный источник четких коллизий и разрозненной чрезвычайно интересной информации",  кухарка, священнодействующая на кухне, - все они давали постоянную пищу детскому воображению. В викторианские времена в деревенском доме было много прислуги и еще больше работы: нужны были садовники, чтобы ухаживать за огромным садом,  конюхи - смотреть за лошадьми, кухарка и кухонные служанки - готовить несколько перемен блюд на обед для хозяев и их гостей, горничные, чтобы убирать спальни, зажигать камины, драить каминные решетки, носить воду для ванны, а также лакеи, камердинеры, камеристки, няньки, экономка, дворецкий и другие. В начале ХХ века слуги, живущие в доме, все еще были обязательным атрибутом жизни среднего класса и аристократии. Некоторая нехватка слуг - особенно обученных - стала ощущаться еще до войны, но именно Первая мировая нанесла сокрушительный удар по сложившейся системе сосуществования слуг и хозяев. Вторая мировая разрушила ее окончательно.

Обязательный атрибут приличных домов - кухарка, садовники и, конечно, дворецкие.
Был еще стюард, но в большинстве домов дворецкий и экономка возглавляли штат прислуги. Камердинер был личным слугой хозяина дома, который следил за его гардеробом и выполнял разного рода поручения. Однако у холостого джентльмена обязанности камердинера и дворецкого мог выполнять один и тот же человек — такая ситуация стала обычной в послевоенные годы, когда домашней прислуги остро не хватало. И того, и другого было принято называть "джентльмен джентльмена".

После дворецкого особое положение в иерархии слуг занимали кухарка и садовник, поскольку были в некотором смысле представителями творческих профессий. Кухарку всегда называли "миссис", даже если она была не замужем, — просто в знак уважения. Хозяева слишком боялись потерять хорошего садовника и хорошую кухарку, и потому часто весь дом подчинялся их капризам. Агата Кристи отмечала, что хорошие слуги были скорее тиранами, чем рабами, — когда они говорили, что "знают свое место", то в этих словах звучала гордость профессионала. В одном из рассказов Кристи к Пуаро приходит женщина, у которой пропала кухарка. Когда Пуаро пытается отказаться от дела, она возражает: "Хорошая кухарка — это хорошая кухарка. Для меня она значит не меньше, чем жемчуга для какой-нибудь знатной леди". И Пуаро не может не согласиться с этим доводом. Недостаток садовников особенно остро ощущался в военные и послевоенные годы. Многие садовники ушли на фронт, сады пришли в запустение, на месте редких цветов появились грядки с капустой и картошкой.

Когда мужчины ушли на войну, женщины заняли их место на заводах и фабриках. Это касалось и женщин, находившихся в услужении. После войны мало кто из них хотел вернуться к работе домашней прислуги. Работа на производстве давала гораздо больше личной свободы и часто лучше оплачивалась. Однако, когда солдаты стали возвращаться с фронта, общество потребовало от женщин, чтобы они освободили рабочие места для мужчин. Газеты, которые только вчера прославляли их патриотизм, сегодня стыдили их за то, что они отнимают рабочие места у защитников отечества. Волны экономической депрессии и безработицы в 1920-е и 1930-е годы заставили многих неохотно вернуться в услужение: между 1921 и 1931 гг. количество женщин-служанок в Англии и Уэльсе возросло с 1,1 млн до 1,3 млн, а в конце тридцатых достигло 1,4-1,5 млн. В домашние слуги вынуждены были идти и многие беженцы из нацистской Германии. И все-таки слуг не хватало. Некоторое время слуг продолжали нанимать из соображений престижа или просто потому, что так было принято. Порой молодая семья, принадлежащая к среднему классу, едва сводила концы с концами, но даже не задумывалась о том, чтобы отказаться от служанки. Однако повсеместное распространение в домах водопровода,  электричества, новомодные бытовые приборы - пылесосы, стиральные  машины и т. п. - постепенно позволяли все большему количеству семей нанимать приходящих уборщиц или обходиться своими силами. Изменились и отношения между хозяевами и слугами. В среднем послевоенные слуги были старше (молодежь старалась любой ценой избежать этой участи), они знали себе цену и выбирать хозяев, им больше платили. Начиная с 1920-х годов карикатуры в "Панче" постоянно изображают заискивающих хозяев высокомерных слуг.

Кроме того, стирались социальные границы - нередко служанка бывала воспитана лучше своей хозяев: некоторые девушки из обедневших семей шли в услужение людям, стоящим не выше их на социальной лестнице. Без слуг по-прежнему не могло обходиться загородное поместье - хозяева просто физически не могли самостоятельно справиться с таким объемом работы. Но слуг нанимали меньше, чем прежде, что оборачивалось для них дополнительной работой.
Под конец жизни Агата Кристи жаловалась, что в наши дни не бывает уже настоящих слуг. Есть лишь помощники по хозяйству, милые дилетанты, с которыми можно подружиться, но которые не вызывают "священного трепета".

РАЗВИТИЕ МЕДИЦИНЫ
Практически все медицинские манипуляции, о которых мы читаем в книгах того периода, происходят дома у пациента. Дело в том, что в Англии среди всех сословий закрепилось стойкое недоверие к больнице - считалось, что там тебя либо обдерут как липку, либо угробят. А может быть, и то и другое.
В ХIХ веке медицина совершила резкий рывок вперед — можно даже сказать, родилась заново. У Артура Конан Дойла есть рассказ "Отстал от века" (Behind the Times), в котором действует старик врач, чья молодость пришлась еще на первую половину столетия: по его взглядам видно, как быстро развивалась медицина и как далеко она шагнула за время жизни одного человека. Для этого старика врача медицина — скорее милосердное искусство, чем наука: он кое-как смирился с вакцинацией (которая стала активно внедряться в начале ХIХ века), недоверчиво относится к простейшим диагностическим инструментам (например, к появившемуся в 1810-хх. стетоскопу), опасается хлороформного наркоза и не верит ни в эволюционную теорию Дарвина, ни в микробную теорию заразных болезней.

Наркоз и учение о микробной природе инфекционных болезней - это, пожалуй.ю самые важные медицинские открытия XIX века: благодаря им далеко вперед продвинулась хирургия. Наркоз дал возможность хирургу выполнять обширные полостные операции, не опасаясь погубить больного болевым шоком, а учение о микробах и сопутствующее ему учение о профилактике заражения операционных ран — асептика и антисептика — резко снизили смертность от послеоперационных нагноений. Другой крупнейший теоретический прорыв века: клеточная теория Шванна и Шлейдена и приложение ее к медицине Рудольфом Вирховом — навсегда изменил облик патологоанатома, который с тех пор стал неразлучен с микроскопом и превратился в главного эксперта по механизмам развития болезней.

Добавим сюда перетряску медицинского образования в ХIХ веке, после чего оно приняло вполне современный вид; добавим происшедшее на рубеже веков открытие рентгеновских лучей и групп крови, добавим сформировавшуюся психиатрию и неврологию — и вот сложившаяся к началу межвоенной эпохи медицина становится уже совсем похожа на современную. Хирургия, конечно, по своим возможностям стоит далеко впереди — настолько, что самые смелые мечты о пересадке органов уже начинают казаться не столь отдаленными от действительности. Терапия медленно ее догоняет, обогащаясь все более и более эффективными лекарствами. Правда, общественное положение терапевта оставалось по старинке выше, чем у хирурга: он ведь, по устоявшемуся мнению, работает головой, а хирург - руками; но об этом впереди. Межвоенный период, в свою очередь, обогатил медицину несколькими важными достижениями. В начале двадцатых был открыт инсулин и появилась возможность лечить сахарный диабет первого типа, прежде убивавший больных детей за один-два года. Резонанс этого открытия был настолько велик, что уже в 1923 г. канадца Фредрика Бантинга и шотландца Джона Маклауда наградили за него Нобелевской премией. Кроме того, в межвоенные годы произошла настоящая революция в борьбе с инфекционными заболеваниями. Еще до Первой мировой появился первый эффективный противосифилитический препарат — сальварсан, и если в литературе ХIХ века попадаются персонажи с поздней стадией сифилиса: у Конан Дойла в рассказе "Третье поколение" это молодой баронет с врожденным сифилисом, у Киплинга в рассказе "Бабья погибель" — солдат со спинной сухоткой, то есть третичным сифилисом, у Ибсена такие персонажи встречаются в нескольких пьесах, — то теперь такие больные практически исчезают из литературы: сифилис вылечивают на ранних стадиях (пожалуй, самое яркое исключение — Адриан Леверкюн в "Докторе Фаустусе" Томаса Манна). В 1828 г. шотландец Александр Флеминг открыл пенициллин — чрезвычайно эффективный на то время антибактериальный препарат, массовое производство которого удалось наладить лишь к началу 1940-х. А в 1930-х появились другие противомикробные средства — сульфаниламиды. Таким образом, врачи получили мощное оружие для борьбы с пневмониями, менингитами, туберкулезом, родильной горячкой (послеродовым сепсисом) и другими смертельно опасными заболеваниями, а позднее, во время Второй мировой войны, — и с гнойными ранеными инфекциями.

ВРАЧИ, ХИРУРГИ, АПТЕКАРИ
К середине ХIХ века существовала четкая социальная структура, которая делила членов медицинской профессии на три группы, принадлежащие, соответственно, к Королевской коллегии терапевтов, Королевской коллегии хирургов и Обществу аптекарей. Врач-терапевт делал "чистую" работу — осматривал больного и прописывал лекарства ("джентльмен не режет джентльмена"); он мог стоять достаточно высоко на социальной лестнице, часто был выпускником Оксфорда или Кембриджа; экзамен в Королевской коллегии терапевтов проходил на латыни. К врачам обращались только богатые пациенты; к слугам вызывали аптекаря. Аптекарь не только готовил лекарства по указанию врача, но мог сам давать медицинские советы — это было разрешено специальным Законом об аптекарях 1815 г. В глубинке статус аптекаря был не ниже статyса врача.
К хирургу обращались Представители всех социальных слоев, когда нужно было сделать операцию, вправить вывих, перевязать рану. Хирург работал руками, что было недостойно джентльмена; его работа, как и работа аптекаря, считалась ремеслом, обучались ей тоже как ремеслу — в учениках у специалиста. В давние времена обязанности хирурга выполнял цирюльник. К концу ХIХ века упорядочилось медицинское образование, появились врачи общей практики, которые сочетали умение работать руками со знанием лекарств. Социальная грань между терапевтами и хирургами к ХХ веку в большой степени стерлась; престиж хирурга во время войны был чрезвычайно высок. И все-таки профессиональное разделение оставалось ощутимым: хирурга по-прежнему называли не "доктор", а "мистер".

ЖЕНЩИНЫ В МЕДИЦИНЕ
Традиция отводила женщине в медицине две роли: акушерки и медицинской сестры. С давних времен медицинскими сестрами были монахини: их доброта, внимание и нежное обхождение должны были облегчить страдания больного, — но в ХIХ веке положение стало меняться: медсестра превращалась постепенно в помощницу врача, ее работа становилась все более светской, диктовалась достижениями науки и специальным сестринским образованием; религиозная составляющая отступила на второй план. Появление сестринского образования связывают с именем Флоренс Найтингейл. Шла Крымская война — первая война с постоянными газетными репортажами с места событий, сопровождаемыми фотографиями и рисунками. Узнав из этих сообщений о почти полном отсутствии медицинских сестер в британской армии, Найтингейл с группой женщин отправилась в прифронтовые госпитали. Вернувшись с войны народной героиней, она в 1860 г. основала школу медицинских сестер при больнице Святого Фомы в Лондоне. Так в Англии война создала профессию медсестры. Позднее, в эпоху развенчания викторианских мифов, вспомнили, что Найтингейл была на самом деле отнюдь не тем ангелом во плоти, какой ее принято было живописать: вспомнили и о ее деспотичном характере, и о страшной требовательности к другим, и о нетерпимости к чужому мнению, и о женоненавистничестве.

С началом Первой мировой войны огромное количество девушек записалось в отряды добровольной помощи. Они работали на заводах, производивших боеприпасы, шили обмундирование, водили автомобили — но больше всего среди них было медсестер. Добровольцам не платили за работу, но возмещали расходы на жилье, питание, форму и тому подобное. Сестры сами нашивали красный крест на белые передники, поэтому кресты были разного размера и оттенка. Некоторые специально застирывали свой крест, чтобы казаться более бывалыми и опытными. Профессиональные сестры в госпиталях относились к добровольным помощницам настороженно и нещадно их муштровали. Над ними постоянно подшучивал вездесущий "Панч" — либо подчеркивая их никчемность, либо намекая, что девушки пришли в госпиталь с единственной целью подцепить жениха. Сами профессиональные медсестры, кивая на необученных девушек, решительно заявляли, что профессия медсестры должна регулироваться общенациональными стандартами. В результате после войны сестринское дело как медицинская профессия окончательно отделилось от простой "заботы о больных". В 1920-е ввели обязательное профессионал обучение и регистрацию медсестер, а с 1925 г. — государственные экзамены.

С середины Х1Х века женщины начали бороться за право получать высшее медицинское образование: довольствоваться лишь ролями акушерки или медсестры они больше не хотели. Борьба эта приняла характер настоящей подковерной войны, с тактическими хитростями с обеих сторон. Когда женщин еще не принимали на медицинские факультеты, Элизабет Блэквелл ухитрилась постyпить в малоизвестный медицинский колледж в Соединенных Штатах и, вернувшись в 1859 г. в Англию с дипломом врача, стала первой женщиной, зарегистрированной в британском медицинском реестре, после чего тут же было принято постановление не вносить в реестр никого с иностранными дипломами. Вдохновленная ее примером, Элизабет Гаррет (которая сказала знаменитую фразу, что хочет стать врачом, чтобы "зарабатывать не двадцать фунтов в год, а тысячу") получила степень лиценциата Аптекарско общества, дававшую право на диплом врача, — Аптекарское общество тут же потребовало, чтобы будущие лиценциаты непременно имели диплом выпускника аккредитованного медицинского факультета, лишая других женщин возможности пойти таким же путем. А тем временем со страниц журнала "Ланцет" летели утверждения, что женщина, предназначенная природой на роль жены и матери, физически не способна быть врачом, что ей нельзя доверять жизнь другого человека и что тяжкий врачебный быт, с которым героически справляются отважные мужчины, вреден для нее и для ее бу-дущих детей. "Не могу себе представить порядочную женщину, которая хотела бы заниматься медициной, — сказал своей студентке профессор Лэйкок из Эдинбургского университета в 1868 г. — А уж для леди об этом и речи быть не может". Войну эту традиционалисты, конечно, проиграли. В 1874 г. появилось Лондонское женское медицинское училище — первое учебное заведение в Англии, где стали готовить женщин-врачей. В 1876 г. в парламенте был принят закон, разрешающий британским университетам давать выпускницам дипломы. Постепенно во всех медицинских специальностях стали появляться женщины-врачи, хотя даже в межвоенный период некоторое предубеждение против них все еще сохранялось. Достаточно сказать, что до 1950 г. женщины на военно-медицинской службе не могли получать офицерские звания, что до 1944 г. сохранялись медицинские факультеты, куда принимали либо только юношей, либо только девушек, и что даже на тех факультетах, где велось совместное обучение, допустимое количество девушек иногда ограничивали одной третью от общего числа студентов.

ОБРАЗОВАНИЕ
Начиная с 1918 года среднее образование в Британии стало обязательным с 5 до 14 лет, часть детей продолжали получать дополнительное образование до 18 лет. При этом содержание школ возлагалось на государство. По сути, впервые все слои населения могли позволить себе посещать школы.
Однако это, естественно, не сделало школу социальным лифтом: уровень обучения, профессионализм преподавателей и их заинтересованность в детях значительно отличались в общедоступных учебных заведениях.
Как и прежде, лучшими школами были элитные частные заведения, открывавшие доступ в Кембридж, Оксофрд и другие университеты. И там, и там училась преимущественно знать. Такое обучение начиналось обычно с 11 лет - до этого времени детей обучали дома нанятые гувернантки или гувернеры.

Закрытые частные школы - как для мальчиков, так и для девочек - часто закладывали основу круга общения на всю жизнь: одноклассники продолжали общаться спустя много лет после выпуска. Ученики обычно делились по "домам", отличавшимся формой, огромное внимание уделялась воспитанию церковных ценностей, а, в случае школ для мальчиков, духа патриотизма. По мере взросления ученики получали все больше прав, и если первоклассник вступал на территорию школы "шестеркой", обязанной выполнять поручения назначенного старшеклассника, то выпускники часто имели собственные выделенные школой кабинеты, общались с учителями почти на равных и вели себя как хозяева школы.
Отдельно стоит сказать о гомосексуализме: в частных школах он был настолько распространен, что с ним практически не боролись, а отдельные директора на конференциях говорили о том, что "мальчики влюбчивы, но не чувственны". Гомосексуализм для частных школ не считался грехом, во всяком случае, столь серьезным, как привычка засовывать руки в карманы или не застегивать куртку. В этом не видели большого порока, а сами ученики обычно прощались с однополой любовью после окончания университета, вспоминая шалости юных лет с осторожной ностальгией.

Домашнее образование также оставалось довольно популярным, правда, по большей части для девочек. Большинство престижных высших учебных заведений даже после получения избирательного права оставались для них закрытыми, и в аристократических семьях видели гораздо больше смысла в чувственном воспитании и обучении домоводства. Популяризатор домашнего обучения, Шарлотта Мейсон, умерла в 1923 году, однако разработанная ею программа, как и школа, готовившая гувернанток, продолжала работать, снабжая семьи воспитательницами, готовыми обучить детей Библии, Шекспиру, английскому языку, хорошим манерам, чистописанию, поэзии, искусству, математике, географии, истории и иностранному языку - или хотя бы частью из этого списка.

ОКСФОРД И КЕМБРИДЖ
Старейшие английские университеты возникли из монастырей и до сих пор сохранили многие монастырские черты в архитектуре и в стиле академической одежды. Все старые колледжи построены вокруг внутренних дворов с безупречными зелеными газонами, дворы окружены прохладными гулкими галереями, арки ведут в тихие сады (иные из них — профессорские, и туда заказан вход даже студентам). В каждом колледже непременно есть трапезная с витражными окнами и портретами ректоров, где длинные ряды деревянных студенческих столов стоят вдоль стен, а перпендикулярно им, на возвышении, стоит так называемый Высокий стол, за которым едят преподаватели. Еще в каждом колледже есть часовня и библиотека, студенческая и профессорская гостиные (общие комнаты, где собираются студенты и преподаватели соответственно), а также собственные правила, легенды и чудачества. И, конечно, собственный герб.
Оксфорд был основан приблизительно в конце ХІ века, Кембридж — в начале ХІІІ века. Соперничество между двумя университетами — неотъемлемая часть их жизни. Даже само название университета-соперника не принято произносить вслух — вместо этого говорят "Другое место" (The Othеr Рlасе). Веками в Оксфорде и Кембридже обучались будущие короли, министры, епископы — и просто талантливые юноши, порой из самых бедных семей.

Конечно, каждый бедняк был исключением в своем роде, и все-таки, они были — к выдающимся способностям в Англии всегда относились с уважением. Но в основном в университеты попадали из престижных частных, интернатов — Итона, Харроу и т. д. Один из преподавателей, колледжа Олл-Соулз отметил как-то, что в других странах юноши поступают в университет, чтобы учиться, а в Англии — чтобы развиваться. В том числе приобретать необходимые знакомства. Этому способствуют дискуссионные клубы, театральные общества, спортивные состязания. Для простого человека Оксфорд окутан ореолом учености и изобретательности. Университетская жизнь всегда считалась оплотом традиций, но и она стремительно менялась между двумя мировыми войнами, и оттого в этот период воспоминания писателей о студенческих годах полны особенной ностальгии — не только об ушедшей молодости, но и об ушедшем "старом мире". Женщины в университете долго оставались невидимками - это было сознательное тактическое решение. Ни в коем случае не хотели они быть похожими на суфражисток с их демонстрациями и дикими выходками, - напротив, всячески подчеркивалась благопристойность студенток, их скромность и трудолюбие. Сопротивление истеблишмента было велико: приходилось постепенно, годами завоевывать право посещать лекции, право сдавать экзамены, право получать степени. Однако многие либерально настроенные преподаватели поддерживали женщин в их стремлении получить образование.

В Кембридже два первых женских колледжа - Гиртон и Ньюнем - появились в 1868 и в 1871 гг. Оксфордские колледжи Леди-Маргарет-Холл и Сомервиль были основаны в 1879 г. Однако Кембридж оказался более консервативным в вопросе о присуждении женщинам ученых степеней - Оксфорд сдался в 1920 г., Кембридж - только в 1948-м. Женские колледжи сначала представляли собой что-то вроде пансионов, где девушки могли жить под присмотром наставниц и посещать лекции. Но постепенно эти колледжи становились полноценными учебными заведениями - особенно после того, как появились первые выпускницы, способные выполнять обязанности преподавателей. Женские колледжи были ограничены в средствах и отличались чрезвычайно строгими правилами. Контраст между жизнью студентов и студенток был разительным и не раз обыгрывался в разного рода юмористических скетчах. Юноши занимали просторные комнаты в старинных колледжах, их обслуживали скауты (университетские слуги, которые часто играли важную роль в жизни своих подопечных); они поздно вставали, устраивали бесконечные пирушки, проводили целые дни на реке или в клубах. Девушки жили в спартанских условиях, питались крайне аскетично, на лекции ходили только с сопровождающими их компаньонками, много занимались и, как считалось, не имели особых шансов на замужество. Агата Кристи вспоминает, что когда ее матери пришло в голову послать старшую дочь в Гиртон, отец категорически возражал: "Нельзя, чтобы наша Мэдж стала синим чулком!"

Подобный портрет студентки рисует и английский поэт Джон Бетжемен: "Большинство студенток —школьные училки в зародыше: они все понимают буквально, пишут подробнейшие конспекты лекций, не заботятся о своей внешности и возят сотни книг в плетеных корзинках, закрепленных на раме велосипеда." Правда, добавляет Бетжемен, ходят слухи о веселых вечеринках с какао, но никто ничего не знает наверняка. Такое же отношение было и к преподавательницам.
Во время Первой мировой войны Оксфорд опустел. Тут-то университеты и заметили по-настоящему своих студенток. После войны девушки почувствовали себя гораздо свободнее, а в 1920 Оксфорд стал присуждать женщинам ученые степени. Дороти Сэйерс была среди первых студенток, удостоившихся этой чести.

КЛУБЫ
Первые клубы джентльменов возникли в Англии еще в XVIII веке, и в то время они предназначались почти исключительно для аристократов. Однако настоящего расцвета клубная жизнь достигла в ХIХ веке — к этому времени клубы объединили и верхушку среднего класса. Нужно отметить, что с каждым этапом демократизации общества (в частности, когда проходили реформы избирательной системы и расширялся круг людей, имеющих право голоса) количество клубов заметно увеличивалось. В конце ХIХ века возникли первые женские клубы — например, "Женский университетский клуб", основанный в 1883 г. выпускницей кембриджского Гиртон-колледжа и существующий до сих пор; членами клуба по-прежнему могут стать только женщины, хотя мужчин можно приглашать в гости. В межвоенный период женских клубов было уже великое множество, как аристократических и модных, так и довольно демократичных. Вначале же клубы были исключительно мужским царством — в этом и заключался их смысл. Английские клубы были устроены так, чтобы стать для джентльменов вторым домом. Здесь мужчина мог вкусно пообедать и пообщаться с приятелями, почитать газеты и написать письма, провести дело переговоры и вздремнуть в кресле у камина. Вышколенная мужская прислуга предупреждала любое желание посетителя, в каждом клубе был обеденный зал, гостиная, библиотека; во многих клубах можно было остановиться на ночь, как в гостинице.

Миссис Битон — автор самой авторитетной викторианской книги по кулинарии и домоводству — предостерегает женщин, что если мужчина не найдет покоя и уюта в собственном доме, он станет все чаще искать убежища в клубе. Членство в клубе обыкновенно было платным и часто дорогим, многие клубы считались престижными, и туда было трудно попасть. Джентльмен мог быть членом одного или нескольких клубов; клуб мог объединять людей по интересам, политическим взглядам, профессиональной принадлежности и так далее, но мог быть и просто местом светского общения.

Если клубы джентльменов стремились законсервировать прошлое, то новые ночные клубы, которые стали один за другим открываться после Первой мировой войны, были воплощением современности — здесь царил дух бурных двадцатых. Там танцевали модные американские танцы, играли в азартные игры и вообще развлекались напропалую. Кроме того, в ночных клубах продавали крепкие напитки даже в поздние часы, хотя это было запрещено законом.

ОТЕЛИ И РЕСТОРАНЫ
Рестораны при отелях приобрели совершенно особый статус. Начиная со второй половины ХIХ века услуги в сфере гостеприимства стали подвергаться радикальному преобразованию. Постоялые дворы и харчевни, издавна слывшие рассадниками разврата, преступности и антисанитарии, ушли в тень, а на первый план вышли изысканные рестораны и роскошные отели. Теперь в этих заведениях ужинали и останавливались на ночлег аристократы и коронованные особы. Эта перемена была тесно связана с невиданными ранее свободой и комфортом передвижения, которые породила железная дорога. Главным английским преобразователем гостинично-ресторанного бизнеса стал Ричард д'Ойли Карт. По основному занятию он был музыкальным продюсером (тогда это называли "импресарио") и состояние скопил на комических операх Гилберта и Салливана. Заработанные деньги он вкладывал в постройку, покупку и реконструкцию роскошных отелей. В 1888 г. в Лондоне на Стрэнде открылся отель "Савой" — первая в мире гостиница с электрическим освещением и электрическими лифтами. Карт понимал, что одной роскоши будет недостаточно, и что большому кораблю нужна лучшая в мире команда. Ценой невероятных усилий ему удалось переманить в Лондон лучших профессионалов — швейцарского управляющего Сезара Рица и французского кулинара Огюста Эскофье. Вдвоем Риц и Эскофье превратили "Савой" в образец роскоши и хорошего вкуса. Устройство ресторанной кухни, разработанное Эскофье, и "русская подача" (service а lа russ, когда блюда подаются одно за другим) навсегда заменили "французскую подачу" (service а lа française, когда все блюда подаются одновременно). После этого отели и рестораны высшего класса (которые еще долго существовали в неразрывном союзе) стали появляться повсюду. Карт позже перекупил конкурирующий знаменитый отель "Кларидж" и не менее знаменитый ресторан "Симпсонс" на Стрэнде, а Риц и Эскофье основали собственный бизнес и открыли гостиницу и ресторан "Риц" на Пикадилли. Проект предполагал такие огромные и богато обставленные ванные комнаты (очередное новшество), что подрядчик с недоумением спросил, кто собирается останавливаться в отеле — амфибии? За карьерой Эскофье, которого называли "королем поваров и поваром королей", внимательно следил принц Уэльский, будущий король Эдуард VII; благодаря этому покровительству заведения Эскофье и Рица всегда притягивали бомонд.